Олександр Ляпін / Дуже кольорові картини

Вже своєю назвою виставка обіцяє вразити глядачів ураганом насичених кольорів. Поводження її автора з кольоровими сполуками, геометрією і простором є надзвичайно сміливим і вдалим. Полотна Олександра Ляпіна населені цілими спільнотами персонажів, на перший погляд знайомих і доступних для класифікації (це заєць і курка, а ось там – чоловік), об’єднаних фірмовою кольоровістю, але унікально химерних. Автор ретельно і з особливою турботою спотворив кожного мешканця свого вигаданого світу, напевне, щоб і їм, і нам стало дуже весело. Дуже кольорово. Дуже дивно.

Заслуговує на особливу увагу історія створення цієї серії робіт. Олександр Ляпін, будучи визнаним майстром художньої фотографії і проявляючи інтерес до образотворчого мистецтва у дитинстві, до 2010 року не брався за пензель. Він мав на це вагому причину.

А далі слово візьме сам автор виставки:
В начале шестидесятых годов я жил в одном крупном промышленном городке Донбасса. Там были 12 огромных заводов, куча шахт, 2 карьера, один кинотеатр, одна библиотека, одна музыкальная школа, одна спортивная школа и одна художественная школа. Довольно много для промішленного населенного пункта. Две трети горожан были бывшие зеки (так казалось), остальные - военные и инженерно-технические работники. Главными событиями города были: убийства, массовые драки, погромы цыганских поселений, наводнения, разоблачение радиохулиганов и демонстрация в кинотеатре французских комедий. Для того, чтобы дойти из дома в школу, а после занятий вернуться домой мне надо было пройти два вражеских района. Драться до крови приходилось каждый день. Жить было весело и страшно.
Кроме общеобразовательной школы (в которую не всегда удавалось попасть), я учился еще в музыкальной (фортепиано, ударные, гитара) и в художественной школах. В обеих, преподаватели были спившимися диссидентами. Музыкант был когда-то уволен за пьянство, неприличные высказывания в адрес начальства и дебоширство из какого-то московского государственного симфонического оркестра, а художник восемь лет провел в тюрьме, куда его посадили за антисоветскую деятельность. Они не были знакомы, но занятия проводили очень похоже. Они требовали от нас полной свободы самовыражения, под которым понимали весь комплекс наших желаний, страданий, воспоминаний, любовей и ненавистей, страхов, обид, пониманий и непониманий жизненных процессов…
Учитель рисования делал глоток из своего проспиртованного термоса и кричал, что искусство всё, к чему прикоснется рука художника. Это был 1964 год. И когда я глядя на гипсовый конус, просто нервно дергал карандашом по бумаге, рвал и мял ее в каком то творческом упоении, учитель подносил к моему лицу свой дрожащий кулак с поднятым большим пальцем и говорил: «Во! Ты герой! Лети, летииии…». Он называл всех героями, кто валял дурака, издевался над натурой или задумчиво ничего не делал, тупо пялясь в листок бумаги. И никогда не хвалил тех, кто усердно рисовал конусы, кубы, горшки с луком и цветами. Поправлял только и кривился. По воскресеньям мы ездили рисовать пейзажи. Он приказывал нам искать такое место, какое бы мы выбрали, если бы были высоким, прекрасным деревом, чтобы там расти. «Чувствуйте, чувствуйте, и бросайтесь скорее запечатлеть это чувство, именно чувство!», - орал он, расплескивая содержимое своего термоса.
Однажды вместо уроков по математике и литературы, мы бегали на конопляном поле (Собирали на потное тело пыльцу для последующего изготовления «плана». Взрослые пацаны нас заставляли.) и наскочили на вражескую команду. Случилась драка. Мне проломили железным прутом лоб, разбили нос и воткнули нож в колено. Я обмотал голову футболкой и убежал к речке. Там потерял сознание. Очнулся в больнице. У кровати стояла мама и рядом учитель рисования, он был почти в коматозном состоянии от выпитого из термоса спирта. Когда мама ушла, он сел на кровать и достал из кармана мою окровавленную футболку и ножницы. Вырезал из футболки два грязных прямоугольных куска. «Это хорошие, красивые, умные картины»,- прошептал и ушел.
Когда через полтора месяца я пришел на занятие, то увидел на стене среди других детских каляк-маляк эти две ужасные тряпочки, помещенные в красивые рамы с табличкой, на которой было написано мое имя. Учитель подошел ко мне и проскрипел пропитым голосом: «Это твоя кровь, твой сок твоей боли, твой внутренний ландшафт, твое настоящее искусство. Рисуй то, что видишь внутри себя…».
Через неделю учитель умер прямо на нашем занятии. Упал со стула на пол, скривился, потом улыбнулся и умер.
Мне было тогда 8 лет.
Рисовать я не мог до 2010 года. В 2010 году дочка подарила мне на день рождения альбом и масляные карандаши. Я неожиданно для себя стал рисовать и чувствовать, что мне снова 8 лет и я слышу хриплое ворчание своего вечно нетрезвого учителя.